Читайте также наш материал по этой теме — История американского бизона. Смогут ли США возродить его популяцию?
Написать что-нибудь новое о Буффало Билле практически невозможно. Мир знает его шестьдесят лет (на момент выхода интервью в мае 1917 года), три поколения восхищались им, три поколения детей любили его и подражали ему во всем мире. Он был самым известным американцем. Не только самым известным американцем наших дней, но и самым знаменитым американцем, который когда-либо жил. Линкольн, Вашингтон, Эдисон, Рузвельт, Рокфеллер, Морган — все они известны повсюду среди тех, кто читает книги и интересуется политикой и экономикой, но где еще есть такой американец, известный почти всем детям земли? Буффало Билл именно таким.
Я думал обо всем этом, молча сидя в той маленькой комнате и глядя на рыцарскую фигуру, слушая последнее выступление Буффало Билла перед миром. Его последние дни были такими же тихими и безмятежными, какой была его активная и блестящая жизнь. Миссис Мэй Коди Декер, в доме которой он умер, проявляла к своему брату всю заботу и внимание. Она очень любила и уважала его.
Мэй Коди была его младшей сестрой, и в первые дни он часто брал ее с собой на равнины. Между ними была связь на всю жизнь, о которой знают немногие сестры, и когда его смерть была близка, Буффало Билл пришел домой именно к ней. Когда врачи сказали ему, что он больше никогда не увидит заката, Буффало Билл на мгновение уронил голову на грудь, долгое, неподвижное мгновение, затем поднял ее, бесстрашный и безмятежный. Эти орлиные глаза, проницательные и добрые, какими они были всегда, долго смотрели на заснеженные горы вдалеке, затем он тихо дал несколько указаний по поводу своих похорон, а затем снова стал рыцарственным, добродушным человеком, которым всегда был.
Он был величествен. В комнате были две его сестры, миссис Мэй Коди Декер и миссис Джулия Коди Гудман, а также еще одна родственница, мисс Хейзел Олив Беннет, которые и сделали эту историю возможной.
Мы говорили наугад, как, наверное, все делают в такие моменты. Я не могу пытаться записать здесь то, что было сказано, как если бы это был стенографический отчет. Великий Старый американец говорил о том, о сем. То о первых днях на Великих равнинах, то о детстве нынешнего короля Англии — в комнате было личное послание от этого короля, и еще одно от президента Соединенных Штатов, и от других людей разного ранга со всего мира.
Часто его мысли с нетерпением возвращались к незначительным деталям его прежней жизни и к именам тех, кого он когда-то знал, кто давным-давно ушел за пределы Великого Белого хребта. Мы говорили о многих старых друзьях моего отца, о солдатах, машинистах и дилижансах. Затем мы заговорили об оружии.
— Какое оружие было вашим любимым?
— Лукреция Борджиа, — улыбнулся он. Так называлось его любимое ружье.
— Старое ружье «Спрингфилд» пятидесятого калибра? — уточнил я.
— Нет, сорок восьмой калибр. А дульнозарядные ружья Гражданской войны были пятьдесят второго калибра.
— Я не знал, потому что родился только после войны.
Он рассмеялся.
— Они сделали «Спрингфилд» именно сорок восьмого калибра. Оно понравилось мне больше, чем «Шарпс», и с его помощью я отстрелил 4250 бизонов за год — или 4862 за восемнадцать месяцев, не считая оленей и антилоп.
— Вы всегда пользовались одним и тем же оружием?
— Практически да. Ствол Лукреции Борджиа теперь лежит на лосиных рогах, на моем ранчо, — тут его седая голова устало поникла.
— Да, — начал он снова, — всего же я отстрелил более 40 тысяч бизонов, и большинство из них из этого старого ружья. Но не всех, конечно. Наша работа на Равнинах длилась столько лет, что в обиход вошло очень много различных видов оружия. «Винчестер» 1873 года всем понравился, как и карабин Спенсера, особенно для верховой езды. Винтовка «Спригнфилд» — это было ружье моего отца, и я после очень полюбил это ружье. Я однажды спросил его о старой винтовке «Buffalo Sharps» калибра 45-120-550, которая весила от шестнадцати до восемнадцати фунтов (от 7 до 8 кг), и об одиннадцатифунтовых (5 кг) «Sharps» с бутылочным горлышком 44 калибра — моей самой первой винтовке, которые были обычными фаворитами у охотников за бизонами, но он почти ничего мне о них не рассказал. К моему удивлению, они его совсем не интересовали. Я предполагаю, что причина заключалась в том, что он обычно охотился на бизонов верхом и поэтому не использовал эти тяжелые винтовки, как это делали люди, стрелявшие с земли.
Затем я узнал, как он добыл своего первого бизона и откуда он получил свое имя. Он обычно ехал с правой стороны стада бизонов и всегда стрелял левой рукой. Этот метод через некоторое время заставлял все стадо бегать сплошным кругом, или мельтешить, как называют это скотоводы. Это удерживало стадо на одном месте, крутясь, как колесо. Таким образом, можно было убить столько бизонов, сколько требовалось на тот день, и сложить их все в одном месте.
Другой метод — который он использовал не так часто, как другие, — заключался в том, чтобы «заступиться» за небольшое стадо и отстреливать животных, которые были склонны оторваться и увести стадо за пределы досягаемости. От этого метода, я не сомневаюсь, произошло наше нынешняя чисто американская фраза «to buffalo», означающая — сбить кого-то с толку, запугать, обмануть и превзойти других.
Разведение крупного рогатого скота и фермерство, как известно каждому старожилу, было невозможно там, где водились бизоны. Дикий скот (бизоны), дикий и неукротимый, как и преследовавшие их волки, разрушали изгороди и посевы, убивали весь домашний скот. Бизоны могли легко загнать и убить любого домашнего быка. Истребление бизонов не было бессмысленным; это было необходимо. Сегодня их место занимает домашний скот, менее живописный, но гораздо более ценный для человечества. Я говорю об этом несколько пространно из уважения к Буффало Биллу. Он никогда не отстреливал бизонов ради самого убийства. Более 40 тысяч особей, павших от его винтовки, были отстрелены ради еды, точно так же, как мы добываем различных животных сегодня. Буффало Билл лично кормил мясом людей, которые проложили первую железную дорогу через равнины, и которые первыми соединили два океана стальной тропой.
— Кто был лучшим стрелком из револьвера, которого вы когда-либо знали? – спросил я.
— Фрэнк Норт, вождь племени Пауни. Он был лучшим стрелком из револьвера, стоящим неподвижно, или едущим верхом и стреляющим по бегущим животным, которого я когда-либо видел, — и снова темные орлиные глаза охотника загорелись, как у взволнованного мальчика. Затем его сестра предостерегающе подняла руку за его плечом, и я сменил тему, потому что его большое сердце могло остановиться в любой момент, и мы должны были избегать всего, что могло его взволновать. Но через некоторое время я вернулся к той же теме.
— «Дикий Билл»* был одним из самых быстрых охотников?
*Дикий Билл Хикок родился в 1837 году в штате Иллинойс. Американский герой Дикого Запада, известный стрелок и разведчик.
— «Билл» было всего лишь прозвищем, которое мы ему дали Его настоящее имя было Билл Хикок, а мы стали называть его «Дикий Билл», потому что, когда мы все были мальчишками, у нас в компании было аж четыре Билла, и нам нужно было как-то с этим разобраться. Билл Хикок всегда всех видел в темноте, когда дежурил ночью на складе, так что мы стали называть его «Дикий» Билл, и именно так к нему пришло это имя. А меня называли «Буффало» Билл, потому что у меня был контракт с фирмой «Буффало», я получал от них деньги за мясо. Но я забыл, что стало с двумя другими Биллами. Хикок был довольно хорошим стрелком, но он не мог стрелять так быстро, как и полдюжины других мужчин, которых мы все знали в те дни. И не так метко. Но Билл был крут, и люди, с которыми он столкнулся, были всегда напуганы. Он принимал решение убить другого человека до того, как тот закончит думать. Победить противника достаточно легко, если начать первым. Билл всегда стрелял, когда только поднимал пистолет. Но он ни в коем случае не был самым быстрым стрелком. Он был просто хладнокровным и тихим. И он не был плохим человеком, каким его так часто изображают. С ним было тяжело спорить. Всегда был хладнокровен. И он никогда не убивал человека, если только этот человек не пытался убить его. Это справедливо.
— Был ли какой-то конкретный револьвер, размер или калибр любимым в ваши первые дни охоты?
— Нет. В те дни постоянно появлялись новые виды и размеры оружия, которые вытесняли другие виды. Поэтому мы использовали все, что могли достать. Сперва были кольты, затем на равнинах появились шестизарядные пистолеты с металлическим патроном, и они избавили нас от многих неприятностей, особенно в сырую погоду или при езде верхом. Дульнозарядная винтовка или дробовик вообще отличались от других видов оружия почти всем. Металлические патроны были отличной вещью.
— Правда, что в то время кольт .45 или .44 калибра предпочитало большинство мужчин?
— Это не имело никакого значения. Что у кого было, тем и пользовались.
— Был ли какой-нибудь нож особенно популярен на равнинах?
— Нет. Любой, который нравился владельцу или который он мог достать. Возможно, в одном месте или в одно время некоторые виды оружия были популярными, но затем становились другие. Я использовал их все. Но в целом мне больше всего понравилось ружье «Springfield» 48-го калибра.
— Правда ли, что старожилы стреляли лучше, чем современные мужчины?
— Нет.
Тень оскорбленной гордости или сожаления, казалось, пробежала по лицу старого охотника.
— Нет, мы не могли стрелять так же хорошо, как вы. У нас не было такого точного оружия, ни в виде винтовок, ни револьверов, ни зарядов. И мы не могли позволить себе патроны для тренировок.
Голос его стал усталым, пришел доктор.
— Брат Уилл, ему пора уходить, — мягко сказала миссис Гудман, и я поднялся из кресла.
Старый охотник был в пижаме и тапочках, а поверх них наброшен домашний халат. Он мгновенно вскочил на ноги, выпрямил спину, поднял голову, как в старые добрые времена. Мужчина напоминал испанского кавалера, учтивого, как принц, которым он и был в своей любезной грации, без всякой помощи великолепных атрибутов или живописного окружения. Мужчина, всегда стоящий на высоте, с восково-бледным лицом, серебристые волосы ниспадают на прямые квадратные плечи, рука протянута в прощании.
Когда мы все встали, в той маленькой домашней комнате воцарилась тишина. Это была наша последняя встреча. Я знал это, он знал это, мы все знали это. Но никто не подал вида.
— Прощай, — сказал он.
Я взял его за руку и на мгновение заглянул в эти ясные, спокойные глаза. Я не должен был заставлять его стоять, и сказал «До свидания». А потом покинул дом одного из самых прекрасных, честных и величественных людей на этой земле.
Читайте также наш материал по этой теме — История американского бизона. Смогут ли США возродить его популяцию?
